В силу своего геостратегического положения Иран способен сыграть важную роль в обеспечении транспортной связи между Россией и Южной Азией, пишет американский политолог Эндрю Корыбко в статье для Modern Diplomacy. На заседании дискуссионного клуба «Валдай» в октябре 2019 года президент России Владимир Путин заявил наличии перспективного маршрута «Арктика — Сибирь — Азия». Он может через Восточную Сибирь соединить транспортными магистралями порты Северного морского пути с портами Тихого и Индийского океана.»
Это видение, составляющее важную часть «Большого евразийского партнерства», может быть реализовано с помощью международного транспортного коридора «Север-Юг» и предварительных проектов по строительству западного вектора Китайско-пакистанского экономического коридора (КПЭК), проходящих через Иран.
Первый проект касается создания нового торгового маршрута из России в Индию через Азербайджан и Иран, а второй — вероятного расширения КПЭК (ключевого проекта китайской инициативы «Один пояс — один путь») на запад через Иран, параллельно МТК «Север-Юг». Западный вектор КПЭК также может пойти в сторону Турции и далее в ЕС. Одна из точек МТК «Север-Юг» — эксплуатируемый Индией иранский порт Чабахар, но задержки в развитии его инфраструктуры могут привести к тому, что в промежуточный период в качестве резервного порта будет использоваться Бендер-Аббас.
Эксплуатируемый Китаем пакистанский порт Гвадар находится в непосредственной близости от Чабахара, что даст возможность объединить эти два города в качестве побратимов, особенно если по итогам переговоров Китай инвестирует в Иран сотни миллиардов долларов, как сообщалось ранее. Вложение российских, индийских и китайских инвестиций в инфраструктуру в Иране значительно повысит региональную экономическую конкурентоспособность страны и позволит ей выполнить свое геостратегическое предназначение — облегчить транспортное сообщение между Россией и Южной Азией.
Это докажет остальному миру, что Иран далеко не так изолирован в результате политики так называемого «максимального давления» в последние годы, как полагают США и их ближайшие союзники. Правда, Индия несколько отошла от стратегического сотрудничества с Ираном из опасения попасть под санкции, но Чабахар был любопытным образом освобожден от американских санкций.
Хотя намерения США, стоящие за этим решением, неясны, оно могло быть основано на убеждении, что расширение индийского влияния в Средней Азии через Чабахар при содействии Ирана может помочь сбалансировать китайское влияние в регионе. Это также могло быть просто небольшой, но символической уступкой Индии, чтобы не отпугнуть ее от поддержки американской стратегии сдерживания Китая. Трудно сказать, каков был реальный мотив, поскольку американо-индийские отношения в осложняются угрозами Вашингтона ввести санкции против Нью-Дели в ответ на решение приобрести российские системы С-400.
Даже при наихудшем сценарии, когда индийские инвестиции и инфраструктурная поддержка Ирана перестанут быть чем-то самим собой разумеющимся, это не отменяет геостратегических планов страны. Россия все еще может использовать МТК «Север-Юг» для подключения к западному вектору КПЭК и к более чем 200 миллионам пакистанских торговых площадок. Российские компании в Пакистане могут также реэкспортировать товары, импортированные по КПЭК, в соседнюю Индию, тем самым представляя прагматичный обходной путь для потенциального дистанцирования Нью-Дели от этого проекта, что также может обеспечить Исламабаду столь необходимые дополнительные налоговые поступления.
Поэтому Ирану следует приложить все усилия для того, чтобы обеспечить сохранение интереса России к МТК «Север-Юг» независимо от подхода Индии к проекту. Переосмысление МТК «Север-Юг» от первоначальной цели обеспечения транспортной связи между Россией и Индией к гораздо более широкой цели сообщения России и Южной Азии могло бы обеспечить поддержку Москвы. Параллельно с этим Тегерану следует привлечь китайские инвестиции в два ответвления западного вектора КПЭК, ведущих в Азербайджан/Россию и Турцию/ЕС. Прогресс на любом из этих фронтов, не говоря уже о трех из них, будет продвигать региональные интересы Ирана, укрепляя его геоэкономическую роль в Евразии XXI века.
